Форум » Поэзия » Стихи о собаках » Ответить
Стихи о собаках
Ter: yagyala ПЕСНЬ О СОБАКЕ Утром в ржаном закуте, Где златятся рогожи в ряд, Семерых ощенила сука, Рыжих семерых щенят. До вечера она их ласкала, Причесывая языком, И струился снежок подталый Под теплым ее животом. А вечером, когда куры Обсиживают шесток, Вышел хозяин хмурый, Семерых всех поклал в мешок. По сугробам она бежала, Поспевая за ним бежать... И так долго, долго дрожала Воды незамерзшей гладь. А когда чуть плелась обратно, Слизывая пот с боков, Показался ей месяц над хатой Одним из ее щенков. В синюю высь звонко Глядела она, скуля, А месяц скользил тонкий И скрылся за холм в полях. И глухо, как от подачки, Когда бросят ей камень в смех, Покатились глаза собачьи Золотыми звездами в снег. --------------------------------------------------------------------------------
Талик: Он просто моя собака. Он просто мои глаза, которые могут видеть то, что скрыто за облаками. Он просто мои уши, которые могут слышать то, что заглушают ветра… Он тысячи раз сказал мне, что я – смысл его существования. Тем, как он засыпает у моих ног. Тем, как шевелится кончик его хвоста от моей самой слабой улыбки. Тем, как он горюет, когда я не беру его с собой (думаю, из-за мысли, что его не будет рядом, чтобы позаботиться обо мне). Когда я неправ – он рад простить. Когда я зол – он проказничает, чтобы вызвать мою улыбку. Когда я счастлив, восторг его безграничен. Когда я веду себя как последний дурак, он не замечает этого. В случае моих успехов – он ими хвастается. Без него – я просто ординарный человек. Вместе с ним – я всесилен. Он многому научил меня. Тому, что смысл служения – в верности. Тому, что такое истинные комфорт и покой. Тому, что его голова, лежащая на моем колене, лечит мои самые тяжкие душевные травмы. Он всегда – на моей стороне, и это знание защищает меня от моих тайных страхов и неизвестности. Он обещал ждать меня…всегда…везде…пока он будет нужен мне. И я знаю, что так и будет. Как было всегда. Кто он? Он просто моя собака. (Автор неизвестен. Перевод с английского Е.Максименко)
posha: СОБАКЕ КАЧАЛОВА (С.Есенин) Дай, Джим, на счастье лапу мне, Такую лапу не видал я сроду. Давай с тобой полаем при луне На тихую, бесшумную погоду. Дай, Джим, на счастье лапу мне. Пожалуйста, голубчик, не лижись. Пойми со мной хоть самое простое. Ведь ты не знаешь, что такое жизнь, Не знаешь ты, что жить на свете стоит. Хозяин твой и мил и знаменит, И у него гостей бывает в доме много, И каждый, улыбаясь, норовит Тебя по шерсти бархатной потрогать. Ты по-собачьи дьявольски красив, С такою милою доверчивой приятцей. И, никого ни капли не спросив, Как пьяный друг, ты лезешь целоваться. Мой милый Джим, среди твоих гостей Так много всяких и невсяких было. Но та, что всех безмолвней и грустней, Сюда случайно вдруг не заходила? Она придет, даю тебе поруку. И без меня, в ее уставясь взгляд, Ты за меня лизни ей нежно руку За все, в чем был и не был виноват. 1925
Джесси: Серый день. Цветы поникли – Спят, прилипшие к окну. Дождь со снегом. Капли-иглы Прошивают тишину. Дрогнут в сумраке бараки, Мокнут улицы, а тут В складках плюшевой собаки Пыль, блаженство и уют. Два тепла – одно дыханье, И на всё вокруг плевать. Нам взаимопониманья С ней отнюдь не занимать. Не обидим, не осудим – Каждый верен и любим – Вместе время перебудем, Вместе зиму переспим. На диване. Без вопросов. Как на лодке. Мир и лад. Чашка кофе, мочка носа, Шерсть и шёлковый халат. ....Ольга Альтовская
Джесси: Сучка и волк! Про случай слышал в местном зоопарке, Его мне старый сторож рассказал: Решила как собака олигарха, ВолкУ устроить форменный скандал. А начиналось всё довольно чинно, Собака села к клетке со зверьём И говорит:"Братишка,есть причины, Чтоб ты грустил всё больше с каждым днём? Скажи,а может не годна кормёжка? Иль заедает скуки череда? Пришлю подругу,есть такая ж крошка, Обслужит,в смысле секса,завсегда." Волк даже не взлянувши на собаку, Сказал:"Чё ты за чушь тут мне несёшь? Не брат тебе я, волки с вами в драке, Цена родству,что ищешь ты щас,грош. Я руки не лизал всем изначале, Не принесу и тапок никогда. Я б удавился,если б Шавкой звали, Да и противна мне твоя еда." "Ах ты неблагодарная зверина, Тебя же кормят люди,дали кров." "Вот дура,чем вкусна твоя свинина? А расскажи-ка мне чем пахнет кровь." "Ну мы ж похожи,тут слепому видно, Такие ж уши,нос и все дела..." "Вот это то мне,зверю,и обидно, Что нас вот так природа создала. Но вам,собакам,в жизни не сравниться По норову со мною никогда. Моя жена всегда была волчица, Ты-сука,ей и будешь ты всегда!"
Ter:
Джесси: "Уехали" Щенка кормили молоком, Чтоб он здоровым рос. Вставали ночью и тайком К нему бежали босиком - Ему пощупать нос. Учили мальчики щенка, Возились с ним в саду, И он, расстроенный слегка, Шагал на поводу. Он на чужих ворчать привык, Совсем как взрослый пёс. И вдруг приехал грузовик И всех ребят увёз. Он ждал: когда начнут игру? Когда зажгут костёр? Привык он к яркому костру, К тому, что рано по утру Труба зовёт на сбор. И лаял он до хрипоты На тёмные кусты. Он был один в саду пустом, Он на террасе лёг. Он целый день лежал пластом, Он не хотел махать хвостом, Он даже есть не мог. Ребята вспомнили о нём - Вернулись с полпути. Они войти хотели в дом, Но он не дал войти. Он им на встречу, на крыльцо, Он всех подряд лизал в лицо, Его ласкали малыши, И лаял он от всей души. (А. Барто)
Джесси: ОДА СОБАКЕ Я чту в ней таинственную деликатность, Грустно тебе, значит грустно ей, И это умение делать приятность И этот азарт защищает людей. Она не бывает несправедливой, Не в чём не унизит тебя никогда, Ты для неё самый умный. И самый красивый. Вторник её. И её среда… Её четверг. И её суббота, Ты - это все её ночи и дни, Ах, как она любит, когда ты приходишь с работы, И вы остаётесь с нею одни! Шепчет что-то. В глаза заглядывает, Щекою жмётся к твоей груди. И так, по-ребячьи лапы складывает, Словно просит - не уходи! И столько в ней жертвенного постоянства, Так глаза её в этот момент хороши, Что свет их легко проходит пространства От её души до моей души! (С. Островский)
Джесси: Это было давно, Да запомнилось людям навек. Жил в деревне лесной Старый дед с бородою как снег. Кособочился тын Пустоватого дома вокруг: Рано умерли сын И невестка, но радовал внук. Для него и трудил себя дед, На печи не лежал, На охоту ходил И хорошую лайку держал. Внук любил наблюдать, Как возились щенки во дворе: Чисто рыжие — в мать И в породу её матерей. Но однажды, когда По-весеннему капало с крыш, Вот ещё ерунда! — Родился черно-пегий малыш. «Знать, породе конец! — Молвил дед. — Утоплю поутру...» Тут взмолился малец: «Я себе его, дед, заберу! Пусть побудет пока, Пусть со всеми сосёт молоко...» Но пронять старика Оказалось не так-то легко. Вот рассвет заалел... Снились внуку охота и лес, Дед ушанку надел И в тяжёлые валенки влез Снился внуку привал И пятнистая шёрстка дружка... Дед за шиворот взял И в котомку упрятал щенка. «Ишь, собрался куда! Это с пегим-то, слыхана речь! Что щенок? Ерунда! Наше дело — породу беречь. Ну, поплачет чуток, А назавтра забудет о чём...» ...И скулящий мешок Канул в воду, покинув плечо... «Вот и ладно...» Хотел Возвращаться он в избу свою, Тут внучок подоспел — И с разбега — бултых в полынью! «Что ты делаешь, дед! Я же с ним на охоту хотел...» Внук двенадцати лет Удался не по возрасту смел. Только ахнул старик... Не успел даже прянуть вперёд, А течение вмиг Утянуло мальчонку под лёд. Разбежались круги В равнодушной холодной воде... Вот такие торги И такая цена ерунде. Без хозяина двор, Догнивает обрушенный кров... ...А в деревне с тех пор Никогда не топили щенков....
Джесси: Надпись на могиле ньюфаундлендской собаки Джордж Ноэл Гордон Байрон, (1788-1824) В саду Ньюстедского аббатства в Англии поэтом был поставлен памятник любимой сoбаке по кличке Ботсвен. На белом мраморе памятника выгравирована сочиненная Байроном эпитафия, которая в дальнейшем стала основой для его стихотворения. *** «Здесь Погребены Останки того, Кто обладал Красотой без Тщеславия, Силой без Наглости, Храбростью без Жестокости, И всеми Добродетелями Человека без его Пороков. Эта Похвала могла бы стать ничего не значащей Лестью, Будь она над прахом человека, Но она - справедливая дань Памяти Ботсвена, Собаки, Родившейся в Ньюфаундленде, в мае 1803, И скончавшейся в Ньюстедском аббатстве 18 ноября 1808 г.» *** Когда надменный герцог или граф Вернется в землю, славы не стяжав, Зовут ваятеля с его резцом И ставят памятник над мертвецом. Конечно, надпись будет говорить Не кем он был, - кем только мог бы быть. А этот бедный пес, вернейший друг, Усерднейший из всех усердных слуг, - Он как умел хозяину служил, Он только для него дышал и жил, - И что ж? Забыты преданность и труд. И даже душу в нем не признают: Его кумир, всесильный господин, На небесах желает быть один. О человек, слепой жилец времен! Ты рабством или властью развращен, Кто знал тебя, гнушается тобой, Презренный прах с презренною судьбой! Любовь твоя - разврат, а дружба - ложь, Ты словом и улыбкой предаешь! Твоя порода чванна и горда, Но за нее краснеешь от стыда. Ступай к богатым склепам - и не стой Над этой урной, скромной и простой. Она останки друга сторожит. Один был друг - и тот в земле лежит. Ньюстедское аббатство, Ноттингемпшир, 30 октября 1808 (Перевод: Игн. Ивановского) В завещании 1811 года Барон указал, что желает быть похороненным здесь же, рядом с могилой любимого пса, однако его воля не была выполнена.
Джесси: Замкнув воспоминаний вереницу, Упрятанная в дальний из углов, Пластмассовая косточка хранится - На ней видны следы твоих зубов. Любовь одно имеет измеренье, И потому не брали мы в расчет, Что человечье и собачье время Для каждого по-своему течет. И только у последнего предела Оно внезапно выскочит, как тать. Как мало дать любовь моя успела, И как твоя сумела все отдать... Когда уйду, отчаявшись согреться, Искать тебя в созвездье Гончих Псов, Пускай любовь возьмет на память сердце: На нем видны следы ее зубов.
Джесси: ГЕРАСИМ И БАРЫНЯ (сценка для школьного театра) На сцене - каморка Герасима. На топчане лежит Герасим. Он в валенках и телогрейке. Входит барыня. БАРЫНЯ: Я в замешательстве, Герасим. Ты будку отрастил - семь на семь, Всё спишь да ешь ты, ешь да спишь - Ты подрываешь мой престиж! Забыл ты, как махать метлою... Скажи, Герасим, что с тобою? ГЕРАСИМ (угрюмо) : Му-му... БАРЫНЯ: Смотри-ка: кран течёт на кухне, Сарайчик ветхий скоро рухнет. Да что - сарайчик: и теплица Вот-вот готова развалиться! Кончай свой сонный беспредел! Вставай; в хозяйстве столько дел! Из-под кровати Герасима раздаётся рычание. Барыня заглядывает туда. БАРЫНЯ: Герасим, кто это? Собака?! Ну ты и выдумал, однако! Ты знаешь, видела нахалов... Мне только псов тут не хватало! Собачку, вишь, ему охота... Завёл бы сразу - бегемота, Или какого крокодила, Чтоб вам обоим пусто было! ...Короче, так. Бегом в конюшню, Найдёшь себе там всё, что нужно: Кирпич... не знаю, там... уздечку... Экипируешь пса - и в речку! ГЕРАСИМ (жалобно): Му-му! БАРЫНЯ: Что ж ты мычишь, скажи хоть слово! Чай, человек ты, не корова! Да встань, оставь ты свой матрас! ГЕРАСИМ (задумчиво): ...Хоть слово, говоришь? Ну, фас!!! Из-под кровати выскакивает с рычанием огромный пёс. Занавес. Слышны лай собаки и душераздирающие крики барыни....
Джесси: Собачьи ангелы без крыльев, Хитонов белых, арф в руках. И из толпы их выделяет, Что не витают в облаках. Мимо страданий не проходят, От боли глаз не отведут, И не задумываясь даже Обед дворняге отдадут. Их можно встретить где угодно- На рынке, в модных бутиках, В метро, в шикарном лимузине, В обносках, в дорогих мехах. Мужчины, женщины и дети, Объединяет их одно- Несправедливость жизни видя, Им далеко не все равно. Они не опускают руки, Они готовы все отдать, Чтоб теплые собачьи души Никто не заставлял страдать. В мороз и слякоть, днем и ночью Они на выручку летят. Прислушавшись, услышать можно Как крылья тихо шелестят. Домашние давно привыкли, А кто-то и махнул рукой, Перед родными удивляясь "В кого же он у нас такой?" У ангелов одно лишь только схоже- В глазах-отсветы райских кущ, Оставленных, чтоб стылой ночью Щенков вытакивать из луж, И чтоб на оживленной трассе, Рискуя, может, головой, Ловить несчастную собаку, Потом тащить ее домой, Мыть, прививать, болеть душою, Чтоб руки лучшие найти. Или лечить, спасать, молиться, Кому-то говорить "Прости..." А что наградой? О, награда Превыше всех земных наград. Что ангелу превыше Рая? Не дать душе сорваться в Ад. Читая, кто-то усмехнется. Но вспомнит вдруг, когда в руках, Подхваченого у помойки Увидит грязного щенка. И слов разумных не услышит, Уже не сможет бросить пса. И тихо небо улыбнется- Собачий Ангел родился!
Джесси: Мы по утрам идем в деревья, идем в жару, идем в мороз. Витой веревочкой доверья ко мне привязан старый пес. Его глаза – глаза не зверя – все понимают наугад. Он верит в то, во что я верю, и рад тому, чему я рад. Как это празднично и много – идти по скверу не спеша. Одна судьба, одна дорога и на двоих одна душа. И верится порой рассветной, что никогда не даст пропасть души страдающей и смертной неоскорбляемая часть. И даже там, за тенью мрака, мне будет виден отблеск дня. Не обижай мою собаку, пока ты помнишь про меня.
Джесси: Кота купать совсем не надо. Собака ж, если не купать, На третий день начнет вонять. Как грешник, изгнанный из ада. Собака скачет, как мартышка: «Ура! Гулять! Идем гулять!» А кот не требует излишков: Поел, попил и - снова спать. Кот чистоплотен от природы. Собака, выйдя на бульвар, Тотчас «кладет» на тротуар - Порода есть иль нет породы. Кот - утонченная натура, Не порезвитесь вы с котом, Ведь у кота губа не дура, Он не спешит вилять хвостом. Собака, вас лаская взглядом, Исполнит, что ни прикажи: «Сидеть!», «Лежать!», «Гуляй!», «Служи!» И вечно будет с вами рядом. Мурлычет кот. Собака лает. Кот, изумрудный щуря глаз, Себя любить вам позволяет, Собака ж просто любит вас...
Джесси: Я жду полгода, с лихорадкой, Тех летних и осенних дней… Ружьё потрогаешь украдкой, Как будто в чём-то стал сильней. Вот март прошёл и май проходит, А там уж август на носу И, словно хмель по жилам бродит, Как будто я уже в лесу. С каким же жадным нетерпеньем Я жду того большого дня, С каким сравнится наслажденьем Она – охота, для меня! Встречать осенние рассветы, Скрываясь тихо в камыше, В полях бродить легко одетым И чуять тяжесть в ягдташе. Картинной любоваться стойкой Забыв, что есть в руках ружьё. Красивой восхищаться сойкой, Всё это – в сердце, всё – моё! И вот, когда придёт заветный, Желанный, радостный тот день, Вскочу с постели неодетый И пристегну к ружью ремень. Оденусь, выйду вместе с верной Легавой сукой в поводке - Она скулит и жмётся нервно И нюхает ружьё в руке. И на болотистой низине Сниму замок на поводке - Как на натянутой резине Пойдёт собака в «челноке». И вот причуяла – потяжка, стойка, Поднята лапа, хвост дрожит! Я ждал минуты этой столько, Но время медленно бежит… Бросок и лёжка: два бекаса - Свинцовый шлю им свой привет. Как долго этого ждал часа, Какой красивый был дуплет! Собака быстро их приносит И мы с ней счастливы вдвоём, И вот она уж снова просит Глазами карими: – Пойдём! И снова стойка, снова выстрел, И снова поиск в челноке… Как этот день проходит быстро, Немеет палец на курке. А вечером, под свет заката, Идём домой, ружьё в чехле. Пуст патронташ, но мы богаты Всем этим днём и что, в чехле, На поясе – два дупеля, бекасы. И, не смотря по сторонам, Идём домой и это – счастье, Его дала охота нам! А завтра – тоже день охоты, Опять мне затемно вставать, И снова, запахи болота, Я буду грудью всей впивать Как жизни вкус неповторимый, Как вид любимого лица. И страстью той неодолимой Болеть я буду – до конца!
adel:
Ter: Джесси Спасибо огромное!!!!
Джесси: ДИКИЕ ГУСИ (Лирическая быль) С утра покинув приозерный луг, Летели гуси дикие на юг. А позади за ниткою гусиной Спешил на юг косяк перепелиный. Все позади: простуженный ночлег, И ржавый лист, и первый мокрый снег... А там, на юге, пальмы и ракушки И в теплом Ниле теплые лягушки... Вперед! Вперед! Дорога далека, Все крепче холод, гуще облака, Меняется погода, ветер злей, И что ни взмах, то крылья тяжелей... Смеркается... Все резче ветер в грудь, Слабеют силы, нет, не дотянуть! И тут протяжно крикнул головной: - Под нами море! Следуйте за мной! Скорее вниз! Скорей, внизу вода! А это значит - отдых и еда! Но следом вдруг пошли перепела. - А вы куда? Вода для вас - беда! Да, видно, на миру и смерть красна. Жить можно разно. Смерть - всегда одна!.. Нет больше сил... И шли перепела Туда, где волны, где покой и мгла. К рассвету все замолкло... тишина... Медлительная, важная луна, Опутав звезды сетью золотой, Загадочно повисла над водой. А в это время из далеких вод Домой, к Одессе, к гавани своей, Бесшумно шел красавец турбоход, Блестя глазами бортовых огней. Вдруг вахтенный, стоявший с рулевым, Взглянул за борт и замер, недвижим. Потом присвистнул:- Шут меня дери! Вот чудеса! Ты только посмотри! В лучах зари, забыв привычный страх, Качались гуси молча на волнах. У каждого в усталой тишине По спящей перепелке на спине... Сводило горло... так хотелось есть... А рыб вокруг - вовек не перечесть! Но ни один за рыбой не нырнул И друга в глубину не окунул. Вставал над морем искрометный круг, Летели гуси дикие на юг. А позади за ниткою гусиной Спешил на юг косяк перепелиный. Летели гуси в огненный рассвет, А с корабля смотрели им вослед, - Как на смотру - ладонь у козырька, - Два вахтенных - бывалых моряка!
Джесси: Видятся то тут, то там тарелки. Что пришельцы рядом - это факт! Только мы для них должно быть мелки, Раз уж не спешат вступать в контакт. Вроде посылаем им сигналы, Обещаем дружеский приём, А они всё прячутся, нахалы, За багровый неба окаём. Сознавать, конечно же, печально, Что для них мы вроде шапито. Может, мы, ребята, изначально Что-то всё же сделали не то? Ну, к примеру, с резвостью кипучей, Пробуя гигантский сделать шаг, Первыми (ну так, на всякий случай) В космос запустили двух собак! Знать бы, чем грозит нам этот опыт, Мы б себя иначе повели... Но по ним составлен фоторобот Был на обитателей Земли. Дескать, вот - разумные земляне! Разнеслось подобием молвы. От природы с мокрыми носами, Волосаты с ног до головы... Что теперь махать-то после драки Кулаками. Главной из идей Для пришельцев стала, что собаки Обошли в развитии людей. Только вот космические братья, Упустив логическую нить, Тщетно бьются, смею полагать я, Чтобы тех собак разговорить. Потому и мечутся, бедняги, За шальными сворами дворняг... А с неё-то, что возьмёшь, с дворняги? С ней общаться - форменный напряг. Псы - ни бе, ни ме, ни кукареку, Даже норовят, небось, куснуть... Вот уж гуманойды чешут репу! Или что у них там? Ну, не суть. Как им объяснить, инопланетным, Выбравшим неправильный разбег, Что по всем понятиям конкретным Главный на планете - человек! В общем, мы не тянем на элиту В их глазах... Иль, что у них там, друг? И двух сук отправив на орбиту, Сами под собой срубили сук.
Джесси: Сквозит на зареве темнеющих небес И мелким предо мной рисуется узором В весенние листы едва одетый лес, На луг болотистый спускаясь косогором. И глушь и тишина. Лишь сонные дрозды Как нехотя свое доканчивают пенье; От луга всходит пар... Мерцающей звезды У ног моих в воде явилось отраженье; Прохладой дунуло, и прошлогодний лист Зашелестел в дубах... Внезапно легкий свист Послышался; за ним, отчетливо и внятно, Стрелку знакомый хрип раздался троекратно, И вальдшнеп протянул - вне выстрела. Другой Летит из-за лесу, но длинною дугой Опушку обогнул и скрылся. Слух и зренье Мои напряжены, и вот через мгновенье, Свистя, еще один, в последнем свете дня, Чертой трепещущей несется на меня. Дыханье притаив, нагнувшись под осиной, Я выждал верный миг - вперед на пол-аршина Я вскинул - огонь блеснул, по лесу грянул гром - И вальдшнеп падает на землю колесом.
полная версия страницы